(1)Теперь я начал играть на пустыре с мальчишками. (2)Игра шла на деньги.
(3)Я не позволял себе чересчур увлекаться игрой, мне нужен был только рубль.
(4)Получив его, я убегал, покупал на базаре баночку молока, обедал и садился за уроки. (5)Досыта всё равно я не наедался, но уже одна мысль, что я пью молоко, прибавляла мне силы и смиряла голод.
(6)Поначалу Вадик спокойно относился к моим выигрышам. (7)Он и сам не оставался внакладе, а из его карманов вряд ли мне что-нибудь перепадало. (8)Иногда он даже похваливал меня: вот, мол, как надо бросать, учитесь, мазилы. (9)Однако вскоре Вадик заметил, что я слишком быстро выхожу из игры, и однажды остановил меня:
— Ты что это — загрёб кассу и удирать? (10)Ишь, шустрый какой! (11)Играй. (12)Болыне Вадик не давал мне шайбу раньше себя и подпускал к камню только последним. (13)Он хорошо бросал, но я бросал лучше, и, если уж мне доставалась возможность бросать, шайба, как намагниченная, летела точно на деньги.
(14)Я только что опять угодил в деньги и шёл собирать их, когда заметил, что Вадик наступил ногой на одну из рассыпавшихся по сторонам монет. (15)Все остальные лежали вверх решками. (16)В таких случаях при броске обычно кричат: «В склад!»
— (17)Не в склад! — объявил Вадик.
(18)Я подошёл к нему и попытался сдвинуть его ногу с монеты, но он оттолкнул меня, быстро схватил её с земли и показал мне решку. (19)Я успел заметить, что монета была на орле, — иначе он не стал бы её закрывать.
— (20)Ты перевернул её, — сказал я. — (21)Она была на орле, я видел.
(22)Он сунул мне под нос кулак.
(23)Мне пришлось смириться. (24)Настаивать на своём было бессмысленно; если начнётся драка, никто, ни одна душа за меня не заступится. (25)3лые, прищуренные глаза Вадика смотрели на меня в упор. (26)Я нагнулся, тихонько ударил по ближней монете, перевернул её и подвинул вторую. (27)Снова наставил шайбу для удара, но опустить уже не успел: кто-то вдруг сильно поддал мне сзади коленом, и я неловко, склонённой вниз головой, ткнулся в землю. (28)Вокруг засмеялись.
(29)3а мной, ожидающе улыбаясь, стоял Птаха. (30)Я опешил:
— Чего-о ты?!
— (31)Давай сюда! — Вадик протянул руку за шайбой, но я не отдал её.
(32)Обида перехлестнула во мне страх, ничего на свете я больше не боялся.
(33)За что они так со мной? (34)Что я им сделал?
— (35)Ты перевернул ту монетку! — крикнул я ему. — (36)Я видел, что перевернул. (37)Видел.
— (38)Ну-ка, повтори, — надвигаясь на меня, попросил он.
— (39)Ты перевернул её, — уже тише сказал я, хорошо зная, что за этим последует.
(40)Первым, опять сзади, меня ударил Птаха. (41)Я полетел на Вадика, он быстро и ловко, не примериваясь, поддел меня головой в лицо, и я упал, из носу у меня брызнула кровь. (42)Едва я вскочил, на меня снова набросился Птаха.
(43)Можно было ещё вырваться и убежать, но я почему-то не подумал об этом.
(44)Я вертелся меж Вадиком и Птахой, почти не защищаясь, зажимая ладонью нос, из которого хлестала кровь, и в отчаянии, добавляя им ярости, упрямо выкрикивая одно и то же:
— Перевернул! (45)Перевернул! (46)Перевернул!
— (47)Иди отсюда! — скомандовал Вадик.
(48)Я поднялся и, всхлипывая, поплёлся в гору.
(49)Минут пять я стоял и, всхлипывая, смотрел на полянку, где снова началась игра, затем спустился по другой стороне холма к ложбинке, затянутой вокруг чёрной крапивой, упал на жёсткую сухую траву и, не сдерживаясь больше, горько, навзрыд заплакал.
(50)Не было в тот день и не могло быть во всём белом свете человека несчастнее меня.
(По В. Г. Распутину)